Давет, как и обычно в это время дня (а было позднее утро), занимался своими растениями в одной из больших теплиц. Первый две он уже обошел, оставалась последняя, потом - проконтролировать работу других садоводов и связаться со старостой соседней деревни, в развитие хозяйства которой инвестировала леди Руф, на счет удобрения почв...
Дел у Мотуина всегда было по горло. Он пришел на службу в поместье обычным садовником, а стал - негласным управляющим всеми земледельческими процессами. Кроме своих дел, следил за всем, что так или иначе связано с выращиванием различных культур. Впрочем, большой объем работы не расстраивал мужчину. Она помогала забыться, прибыль была неплохая, да и Мора по-прежнему учился тому, что умели Сияния в отношении растениеводства.
Вот и сейчас он стоял рядом с большими горшками, в которых кустились яркие, переливающиеся на свету разными красками цветы. Тут была оранжерея для синих и красных оттенков. Сняв перепачканные в земле и липком соке длинные перчатки, Давет что-то записывал в потрепанный и заляпанный по краям полустершимися и смешавшимися между собой красками гроссбух. На лице у Мемории тоже были какие-то беспорядочные пятна и разводы - видимо, утирался грязными руками. Краска текла по коже от пота (в теплице все же было очень жарко), и Мотуин вздохнул, в очередной раз промокнув лоб салфеткой.
- Модо, обед скоро, закругляйся, - крикнула просунувшаяся в теплицу голова мужичка-садовника, уже пожилого Сияний. Давет обернулся, потом быстро нашел маленькие грабли и ринулся рыхлить землю в оставшихся горшках...

Но цветов было еще много, а Давет являлся перфекционистом, поэтому не закончил, пока все не проверил. К нему заходили еще один раз, когда он протирал листья и когда собирал образцы для проверки свойств красок. Время обеда уже шло, и во дворе стало заметно тише - в воздухе витал только отдаленный шум листвы да жужжание насекомых, проникших в теплицу через окошки наверху. Блаженно вздохнув, Мотуин стянул с себя промокшую рубашку и щедро облился ледяной водой из ведерка. Чем выше солнце - тем тяжелее становилось работать в духоте.

Давет, услышав стук в стеклянную дверь теплицы, уже приготовился буркнуть что-то вроде "сейчас приду", но не услышал привычного грубого оклика. Он обернулся на голос девушки и опустил пустое ведро, несколько смущенный видом, в котором его застала аристократка. На лице мужчины, впрочем, это никак не отразилось - только взгляд был удивленным.
- Да, я просто задумался, - ответил Мотуин, и поспешно склонил голову, чтобы поприветствовать свою госпожу. - Добрый день, леди Руф.
Давет внимательно посмотрел на девушку, не понимая: шутит она, или он ее чем-то обременил... Марго выглядела серьезной, но от нее не чувствовалось никакого негатива, только Мора боялся не заметить каких-то полутонов. Опустив взгляд, он посмотрел на капли воды, стекающие по его коже на штаны, на грязные земляные разводы на руках.
- Правда, я не думаю, что могу так пойти к столу. Придется еще подождать...
Мужчина вздохнул и, прихватив сброшенную рубашку, вышел из теплицы. Его путь лежал по мощеной дорожке мимо кустов роз к небольшому садовому домику, где Модо хранил инструменты и переодевался. Он вымыл руки и лицо в уличной раковине, повесил рабочую рубашку сушиться, а потом ушел в домик. Вернулся к Марго садовник уже в свежей рубашке и с аккуратно зачесанными влажными волосами. Нервно перебирая пальцами и потирая ладони (от земли кожа рук сильно сохла, и это был единственный раздражающий фактор для Давета во всей его работе), он подошел к ожидавшей его девушке и спросил:
- Я сильно вас задерживаю? Вы могли бы уже идти, чтобы еда не остыла... Я бы догнал. - Давет виновато посмотрел на светлую. Он возвышался над ней, и каждый раз чувствовал себя странно, смотря сверху вниз. Хотя мужчина и не страдал раболепием, ему казалось, что правильнее в такие моменты сидеть или как-то привставать на одно колено... Ему было даже жалко леди Руф, которой каждый раз приходилось задирать голову для того, чтобы смотреть мемории в лицо.

- Я думаю, еда от меня никуда не скроется. Так что... А вот без тебя будет не очень приятно вкушать пищу. Не знаю... Не могу есть и просто сидеть, когда кто-то работает с такой самоотдачей. Пойдем?
Давет согласно кивнул в ответ, чувствуя себя в очередной раз смущенным. Он никак не мог привыкнуть к тому, что кто-то - тем более из высших кругов - так добр к нему. Если бы он не знал Марго достаточно долго, то решил бы, что это какие-то светские условности и попытка зарекомендовать себя перед слугами, чтобы те были довольны и не ушли к кому-то другому.
Когда леди Руф и Модо добрались до столовой, все остальные действительно еще разошлись - кроме прислуги, которая прибирала пустые тарелки. Порции опоздавших были прикрыты крышками, чтобы еда не остыла, так что теперь она оставалась еще теплой.
При виде обеда Давет понял, как же он хочет есть. Чувство голода моментально проснулось, и на еду мужчина буквально налетел, едва успевая прожевывать куски мяса и овощей. Приостановился он лишь тогда, когда заметил, что Марго ест весьма неохотно.
- Мора обычно столь беспечны... Я им даже завидую. А в тебе слишком много необъяснимого трудоголизма. Очень уж ты самобытный...
Давет вздохнул, опустив взгляд в тарелку и коротко прокашлявшись, чтобы прочистить горло.
- Думаю, когда-то и я был беспечен, - мужчина нахмурился и вернулся к еде, но с уже меньшим рвением. Он очень не любил вспоминать те обрывки своего прошлого, которые у него сохранились. Марго Мотуин ничего не рассказывал кроме того, что покинул дом и приехал на заработки туда, где мог применить свои навыки. За десять лет проживания в ее поместье мора и светлая редко говорили по душам, и отношения имели в основном деловой характер, а все прочие разговоры касались только того, что происходит здесь и сейчас. Либо истории и политики. Давету было комфортно в обществе леди Руф, и во всем, что она давала, он находил отдушину и повод для бесконечной благодарности. Иногда он жалел о том, что не открывался ей. Но страх, что его "уникальность" в очередной раз принесет лишь потери, для Модо был сильнее, чем теплый чувственный порыв.

Давет снова вздохнул, погрузившись в себя. Все или не все было у него потеряно, но в обществе его в основном боялись. Главное, что сам мора с трудом получал удовольствие от того, что обычно радовало людей. От тяжких раздумий его отвлекла неожиданная реплика Марго - мужчина даже жевать перестал, так и застыв с набитым ртом и тупо глядя на госпожу.
- Мне бы хотелось, чтобы ты занял мой досуг. Не хочешь взять его тоже и сходить куда-нибудь? Или чем-нибудь заняться? Ну... Мы оба очень много работали последнее время... Вот...
Мотуин вдруг непроизвольно улыбнулся и кашлянул, чуть не подавившись. Справившись с едой у себя за щеками, он утер губы салфеткой, сохраняя на лице неловкую ухмылку.
- Вы решаете, когда у меня выходной, а когда нет, миледи. Думаю, я ничего не смогу поделать, если вы мне его поставите.
Даже Давету поведение Марго показалось забавным. Он, конечно, не собирался высказывать своих впечатлений ей в лицо, боясь обидеть или повести себя нетактично, но девушка так замялась в конце, словно приглашала на свидание, и это не мора был каким-то садовником, а она сама пришла к кому-то очень важному.
- И раз уж вы просите, я, конечно, не в силах отказаться, - добавил Давет, пряча улыбку, но тепло глядя в глаза леди Руф. - Мне только нужно будет быстро передать кое-какие указания, но свою часть работы я на сегодня закончил.
Мотуина переполняло странное чувство. Он был, конечно, удивлен, смущен, но в то же время находился и в предвкушении. Ему редко удавалось провести время с кем-то вот так, неформально. И эта возможность как-то грела душу. Хотя мужчина и был не уверен: все-таки, несмотря на отношение самой Марго, что могут подумать окружающие, увидев ее в компании простолюдина? Давет боялся испортить ее репутацию...

Давет был поражен такой активности. Марго всегда удивляла его: такая живая, деловая, вечно крутилась, вечно куда-то спешила... Она действительно умела наслаждаться, искрила эмоциями. А Модо чувствовал себя рядом с ней мертвым. Он чувствовал ее радость, ее счастье, восторг и волнение, но ничего из этого не мог разделить, в отличие от своих собратьев - те делили все положительное с кем угодно.
Мужчина еще какое-то время потратил на еду (когда как леди Руф упорхнула в свои покои), а затем отправился к себе. Он отправил несколько записок садовникам, потом занялся приведением себя в порядок - основательно помылся, причесался, переоделся в чистое. Давет нашел лучшую свою рубашку и собрал кое-что с собой: небольшой альбом, коробочку с углем, флягу с водой и пакет яблок, чтобы было, чем перекусить по пути, если дама проголодается. Предложить мора мог немного.

Он вышел к Марго несколько позже, чем та была готова. Распущенные волосы Давета оставались еще чуть влажными. Он нарядился в изумрудного цвета свободную рубаху, распахнутую на груди и открывающую татуировки, черные брюки и сапоги. Рукава Мотуин закатал. Поправив ремень сумки, мужчина приблизился к леди Руф (как же контрастно они должны были выглядеть вместе...)  и встал слева от нее.
- Вы уже решили, куда отправиться, миледи? - спросил он, а после, потерев шею, добавил, чтобы не показаться безынициативным: - Я бы предложил прогуляться там, где менее людно, если, конечно, вам не нужно в город. Парк?
Ожидая ответа, Модо скользнул взглядом по одеянию светлой. Он медленно и глубоко вздохнул, так же медленно улыбнулся и гораздо тише сказал:
- Чудный аромат...
После этого Давет подставил свой локоть, готовый вести девушку туда, куда она скажет.

-----------> Парк

Давет молчаливо смотрел на наемника. А потом на Марго... Он тоже быстро понял, что Теос не очнется в ближайшее время. Взрослый мужик, крепкий, оказался неспособным выдержать действие яда. Что ж, у всех свои слабости. Вот Давет, например, ощущал к бессознательному лишь холодное безразличие.
Воспользовавшись паузой, мора поймал Артура и объяснил ему назначение своих настоев. Мол, если очнется - давать то и это в обозначенном порядке и количестве, в обозначенное время суток. Давет ни в коей мере не был связан с медициной, но рецепт травяного питья он давал с уверенностью бывалого знахаря. И пусть мужчина не являлся каким-то ведьмаком или алхимиком, но уж укрепить тело с помощью подножного корма он умел... И очистить - тоже.
Но потом Мотуина поймала Марго, пригласив выпить чай. Мора тут же почувствовал, как эта забота выбила его из колеи... жестокость и пустота дали трещину и осыпались с черствого сердца. Модо только и смог, что смущенно посмотреть на леди Руф и пробормотать:
- Э... м... Нет, не откажусь...
В сущности, Модо и не успел бы отказаться, потому что девушка очень быстро увлекла его за собой на кухню и усадила за стол. Какое-то время мора угрюмо смотрел на дворецкого, очевидно, не желая до конца дня видеть рядом с собой еще каких-то людей, но Артур, заметив этот взгляд, быстро избежал чаепития, сославшись на дела. Мемория напряженно вздохнул. И когда рядом с ним оказалась горячая чашка, вцепился в нее одной рукой, обжигая ладонь. А другой коснулись прохладные пальцы Марго...
- Ну вот мы и остались вдвоем... Я за тебя очень испугалась сегодня. Как ты...?
- Я в порядке, - коротко и спокойно ответил Давет. А что он мог сказать? "Нет, Марго, я сегодня видел, как в паре шагов от меня убили двух стражей, и я жалел, что это сделал не я". "Нет, Марго, сегодня я смотрел в глаза кошмару, и он что-то говорил мне, а мне хотелось орать и бежать, поэтому я вас бросил и подставил тем самым". "Нет, Марго, меня просто охватывает такая ярость, что я готов ударить даже вас". Все это Модо с раздражением и злобой крутил в голове, медленно глотая крепкий горький чай. Чашечка чуть подрагивала в перенапряженной руке, когда как пальцы второй, что оказалась в ладонях Марго, были неподвижны. Глубоко вздохнув (Давет понимал, что своим коротким ответом вызовет только большее волнение), мужчина приготовился снова говорить, определяя свое состояние как можно дипломатичнее... Потому ему и понадобилась пауза. Чтобы подобрать слова и успокоиться, потому что накатившее было смущение слетело, подобно савану с трупа под дуновением ветра. Снова осталось только голое раздражение, взрывающееся в ответ на любое напоминание о сегодняшнем дне.
- Я просто очень устал. И я хотел попросить прощения за то, что оставил вас... - Давет чуть повернул голову, опуская взгляд на ладонь Марго, лежащую на его руке. Пальцы садовника вдруг снова задрожали, но теперь сильнее. И не от ярости, а от стыда и боли. Злился Модо теперь только на себя. - Я просто не могу находиться рядом с ними, понимаете? Не могу... - его голос вдруг сорвался и сел, а уголки губ снова нервно дернулись. Взгляд столкнулся со взглядом Марго. Глаза мужчины лихорадочно блестели. Сам же он чувствовал резь и боль под веками, которые могли говорить только об этом, и этого ни в коем случае нельзя было себе позволять. - Но я виноват. Из-за меня у вас могли возникнуть проблемы. А теперь мы слишком много знаем о каком-то дворянине из Дита, а в гостевой комнате лежит довесок...
Давет ядовито усмехнулся, уничтожая в себе горечь - хотя сейчас его кулак рвался удариться о поверхность стола, поставив в конце последней фразы жирную точку. Потом Модо вовсе успокоился - внешне. Ему нужно было как можно скорее перевести тему, потому что все: мысли, ситуация, память - все это делало его состояние очень нестабильным. И хаотично сменяющиеся эмоции сводили с ума рассудок, привыкший к серости и спокойствию. Поэтому садовник поставил чашку на стол, а потом высвободил руку из-под ладоней Марго... и сам поймал девушку. Он сжал ее пальцы в обеих руках и стал с какой-то опасной лаской гладить их. В этом жесте читалась какая-то властность, обычно Мотуину не свойственная. Но сейчас ему нужно было взять разговор под свой контроль. И девушку он в буквальном смысле пытался подмять под себя психически. Наверное, поэтому и установил сам новый зрительный контакт. Только вот диковатый и темный взгляд Давета слабо сочетался с беспокойством, которое лежало в основе следующего вопроса. Потому что это было отнюдь не беспокойство. Не только оно.
- Так что, кстати, от вас хотел этот пожиратель? И что у них есть на вашего отца? - голос моры был настолько мягким, насколько это возможно. Модо спрашивал твердо и четко. С одной стороны, потому что действительно переживал за Марго и хотел быть уверен, что все хорошо. С другой стороны, потому что все было очевидно не хорошо, и если девушка заключила какой-то союз с этими тварями...

Модо не понимал, почему Марго так расслаблена рядом с ним. Он бегал взглядом по ее лицу, от бездонных черных глаз, в которых нельзя прочитать ничего, до алых губ, которые изогнулись в ласковой и невинной улыбке... Она была похожа на маленькую куклу из тех, о каких мечтают все девочки. Маленькую и бесполезную, которую можно легко сломать. И если раньше мора с трепетом и благоговением относился к этой хрупкости, сейчас почему-то он испытал непреодолимое желание разбить изысканный фарфор кожи...
- Он хотел сотрудничества. А на отца нет ровным счетом ничего... но они обещали найти. А что касается прочего, то я согласилась с ними вступить в сотрудничество. Информацию на информацию. Обмен...
Брови Модо взлетели вверх, а зрачки злобно сузились. Он поджал губы, подавшись немного вперед. В этот момент Марго попыталась отобрать руку, но мужчина перехватил запястья девушки пальцами, болезненно стиснув.
- Согласились, значит... - выдохнул он, чувствуя, как ярость подбирается изнутри к глотке. А потом Марго что-то объясняла, и за ее спокойным тоном чувствовалось сомнение. Давет криво улыбался в ответ на выверенные слова и мрачнел к концу речи девушки. А после он и вовсе встал со своего места, прижав руки Марго в столешнице и опасно нависнув над ней.
- То есть, вы согласились, даже не зная, чего они хотят? И об этом вы говорите "не может причинить вреда сияниям?" И что? А даже если не может, то может причинить вред остальным? И вам на это плевать? - Давет истерично хохотнул, еще сильнее приблизившись к Марго. Сейчас, покуда голова мужчины была наклонена, его глаза казались такими же черными, как у леди Руф. Но совершенно черны были татуировки, источающие какую-то дымку, казалось, поглощающую и свет, и цвет. Модо был черно-белым. Больше - черным. - А вы не думали о том, что к вам пришли неофициально? Может, потому, что официально им уже отказали? Или потому, что официально их требования невозможно выполнить? С чего бы им бояться публичности, м?
Давет рычал, щурясь. В какой-то момент он оттолкнул руки Марго и описал круг у стола, в конце концов остановившись за спиной девушки и наклонившись к ее уху. Горячие грубые ладони легли на нагие плечи, и Модо продолжил цедить сквозь зубы:
- И вас совсем не смущает, что они - народ разрушителей? Хищников? Они ведь совсем не способны к созиданию... и бережно хранят свои секреты. Но с охотой принимают любые предложения любых народов, которые позволили бы им нажраться... И вот... вот они найдут информацию о вашем отце, - а я уверен, что найдут, потому что они могут найти ВСЕ.... И что? А попросят они у вас, допустим данные о местонахождении лидеров каких-нибудь группировок иномирцев? И что, новый геноцид?! Знаете, а ведь этот кошмар жил в доме у лорда теней, который, очевидно, с большим пристрастием относится к насилию! И доказательство тому, опять же, в одной из гостевых комнат!
Модо было плевать на то, что ранее он думал о Теосе другое. Но ему, в сущности, было все равно: опасаться и ненавидеть кошмаров, думая, что этот наемник - их шпион, или что он - жертва их союзника. И то, и другое, было одинаково плохо. А Марго, по мнению садовника, совершила преступление уже тем, что согласилась сотрудничать с пожирателями.
Мора резко отпустил девушку уже тогда, когда повысил голос. Он отошел к стене, уткнувшись в нее кулаками. Чувствовал себя самого преданным и брошенным... Увы, но в Мотуине личностное, как и в Марго, сейчас побеждало общее. И он страдал от того, что его личная трагедия, его собственное понимание сути пожирателей - возможно, более враждебное, чем у большинства меморий - не была важна. Что он не был важен. Ни своей семье, которая его выгнала, не понимая. Ни Марго, которая выбрала свою семью...

- Потому как мой личный архив - это неофициальная категория!
- Ну так помимо вашего личного архива существует и общий! Принадлежащий Альянсу!
Давет был непреклонен. От него разило злобой, он с гневным сопением выслушивал оправдания леди Руф. До тех пор, пока она не начала плакать...
Хотя Мотуин и не видел слез Марго, он чувствовал их. И, казалось, даже слышал, как чистые, прозрачные капли падают на столешницу и сложенные на коленях белые ручки. В этот момент мужчину охватил холод. Его чувства будто бы замерли, и он медленно повернулся к леди Руф, вонзая в нее кинжал своей отчужденности. А потом...
- Я... Я... Да вы не лучше этих самых кошмаров!
Модо вздрогнул. Он нахмурился еще сильнее и ощутил, что вырвавшийся было наружу ответ застрял в глотке. "Не лучше кошмаров". Мора почувствовал слабость во всем теле, которая сейчас требовала найти какую-то точку опоры. "Не лучше". Но вместо того, чтобы поддаться какому-то стыду или печали - Модо сам не знал, как так вышло - он тихо, едко засмеялся.
- Я сделал бы иначе, - ровно процедил он. - И делаю. Уже десять лет я не знаю, как живет моя... "семья". И не хочу знать. Потому что она мертва. И я тоже мертв.
Тут Марго поднялась с места и вышла прочь из кухни. Модо сделал несколько медленных шагов в ее сторону, но остановился в дверях, привалившись к дверному косяку. Его руки как-то сами собой обвелись вокруг тела, стремясь унять внутренний холод, вдруг охвативший его... Совсем угас Модо после последней фразы, брошенной Советницей. Он тоже ушел. Мотнув головой, рванул в направлении своего дома, надеясь, что никто его не увидит.

Перешагнув свой порог, Давет думал, что снова в нем всколыхнется ярость, но этого не произошло. Он лишь дошел до кровати усталой походной и повалился на нее, не расстелив. Прислонившись щекой к подушке, мужчина долго лежал, просто уставившись в одну точку. Слова Марго бились в его голове, но никак не складывались ни в какой общий вывод... Садовнику просто стало совсем одиноко. Грусть и тоска сжимала легкие, но пока что мужчина даже не осознавал, что стало ее причиной. Так часто бывало, когда в душе Мотуина рождались давно забытые чувства... или чувства к чему-то забытому. Так или иначе, но, поворочавшись, Давет уснул.
Расставил все на свои места как раз сон.
Давету редко что-то снилось - как раз из-за того, что он напрочь был лишен прежней способности переживать. Обычно это были кошмары, повторяющие первое полноценное его воспоминание - спасение мальчика-иномирца и осушение его самого. Но сегодня было по-другому. Модо снова оказался в знакомом месте, на развалинах сгоревшей деревни. Но к стене был притянут не пришелец, а леди Руф. Она вырывалась и кричала, звала его, а налетчики кошмаров поочередно склонялись к ее осунувшемуся лицу и пили, пили... Марго смотрела прямо в глаза Давету. А он медленно подходил, не отрывая взгляда. И чувствовал голод. Его руки потянулись к белым живым путам, сжимающим девушку. Белые руки... Но вместо того, чтобы спасти девушку, Модо извергнул из своего тела еще десяток таких же извивающихся отростков, которые сильнее скрутили ее, заползли к ней в рот и под одежду. Очень остро вдруг Давет почувствовал ее ужас, как будто он был его собственным. И быстро сгорающую надежду. И любовь, которую он высасывал. В масляно-черных, мокрых от слез глазах Советницы, в отсвете ночного неба Давет увидел свое отражение...

Давет проснулся и тут же почувствовал влагу на лице и на подушке. Его била мелкая дрожь, по щекам лились слезы, и внутри было такое чувство, словно эмоций враз стало гораздо больше, чем обычно... словно Мотуин и правда кого-то выпил. Взгляд поневоле упал на руки. Они были обычными, своими. Потом Давет пошел в ванную и, хвала Белбогу, тоже увидел просто себя. Ему полегчало, но не намного. Вспомнилась вдруг зовущая его Марго из сна, плачущая Марго на кухне, и внутри стало просто паршиво. Садовник не понимал, что с ним произошло. Это будто бы и не он был.
"Надо попросить прощения у нее", - первая мысль, которая пришла теперь в голову. Мотуин чувствовал ужасную, тяжелую вину перед леди Руф, которую несколько часов назад был буквально готов убить собственными руками.
Несколько часов... Давет проспал до обеда. Сегодня, после происшествий в поместье с этими тенями и пожирателями он точно не стремился работать, хотя и стал бы, если бы у него этого потребовали.
Вместо этого Давет выбрался на рынок. Там он купил кое-что для себя - одежду, еду, пару бутылок виски... и кое-что для Марго. Мужчина хотел хорошо извиниться. Поэтому, тайком вернувшись в поместье через сады, он также остановился возле одной из клумб с розами. Эти, которые он высадил совсем недавно, еще даже не цвели, но мужчина уже знал, какой насыщенный урожай даст этот сорт. Просто сейчас он не хотел ждать. Поэтому, присев возле одного из кустов, начертил рост, и решил вложить гораздо, гораздо больше света... ради одного только цветка.

Мотуин сам не сказал бы, вело его безрассудство, стыд или прежнее желание не показываться никому на глаза в поместье. Потому что он не пришел к Марго так, как положено приходить. Он просто оказался у окна ее кабинета и, забравшись на карниз, легонечко постучался пальцами в стекло, чтобы привлечь внимание хозяйки. Мужчина, переодевшийся в аккуратную черную рубашку, по обыкновению распахнутую на груди, и такие же черные льняные брюки, держал исколотыми губами (ведь руки были заняты) распустившуюся крупным белым цветком розу с толстым шипастым стеблем. Она была одна, но была великолепна, взращенная природной магией и большим количеством света. И, даже отделенная от куста, должна была жить еще, по меньшей мере, месяц в простой вазе. Возможно, даже пустила бы корни...
К поясу Давета был привязан небольшой бархатный мешочек, а под мышкой он держал еще один бумажный сверток. Сам мужчина смотрел виновато и запуганно, стыдясь даже своего нынешнего поведения.

Давет смущенно перешагнул подоконник, перекладывая розу в руку. С губ он вытер маленькие капли крови краем ладони. Марго, очевидно, была очень зла - по отношению к себе Давет если и слышал подобный тон от нее, что очень давно. Неприятно защемило в груди... Мора виновато опустил голову и, проследовав за леди Руф к столу, положил цветок перед ней на бумаги. А потом и сверток поставил - там оказалась бутылка сладкого красного вина.
"А этим по голове еще и больнее будет", - мрачно подумал Мотуин, когда девушка пригрозила исцарапать ему лицо розовыми шипами. Но вместо этого ответил:
- Думаю, пара лишних шрамов уже не сделают бесстыжее лицо хуже, чем есть, так что...
Мужчина вздохнул. Он поднял глаза и, поймав взгляд Марго (по крайней мере, очень постаравшись это сделать), сложил руки в замок внизу живота, начав, собственно, говорить то, зачем пришел.
- Простите меня за то, что было с утра, пожалуйста. Марго... Я правда не знаю, что на меня нашло. Я был так зол, и ничего не мог с этим сделать и... - он вздохнул, не зная, что еще добавить, и поджал побаливающие губы, невольно облизывая саднящие ранки. - Я бы никогда не сказал вам такого... в ином случае...
Давет снова опустил глаза, ожидая приговора. Он оперся кончиками пальцев на столешницу, легонько поглаживая ее, чтобы как-то унять нервозность. Удивительно, но даже сейчас, провинившись и признавая свою вину, Мотуин был почти спокоен. Его мучила совесть и тревога, но он мог их контролировать. Что же было тогда? В любом случае, пока что мора не хотел об этом думать, так как боялся, что настойчивые воспоминания о прошедших событиях вызовут в нем ту же дикую злобу, направленную просто на весь мир.
Марго могла заметить, что с утра также татуировки Давета перестали сиять (вернее, чернеть) - значит, он потратил свет... и результат этой траты как раз лежал в уже упомянутом мешочке на поясе, который мужчина пока что не трогал. Его, как главную часть своего подарка, мужчина хотел оставить на потом: чтобы или закрепить перемирие, или использовать как самое сильнодействующее средство...
И в конце концов, после ответа Марго, Мотуин выложил свой подарок на стул. Он медленно пододвигал черный мешочек к девушке одними пальцами и сам немного-немного приближался. А затем отстранился и вновь смущенно убрал руки, на сей раз сунув их в карманы. В мешочке оказались два серебряных наперстка с растительной филигранной отделкой. Оба они были зачарованы. Давет надеялся, что эти небольшие артефакты помогут девушке более удачно заниматься лекарством... и, возможно, также пригодятся позднее. Так или иначе, они были просто достаточно красивы, по крайней мере, на вкус Давета. Также он знал,ч то леди Руф иногда занималась вышиванием... а кто сказал, что зачарованные наперстки нельзя использовать по самому не волшебному назначению?

- Раз вы ничего не могли сделать со своим языком, что вы сможете сделать с рвущимися вперед кулаками?
- Ничего... в смысле... вообще никаких кулаков, Марго! - Давет был в таком смятении, что почти растерял привычную субординацию. Девушка мстила ему по полной. Раньше садовник никогда не становился жертвой ее гнева, а сейчас, став жертвой какого-то психоза, он еще и получал ужесточенное наказание, помимо того самобичевания, которое устроил себе сам. - Я не знаю, что произошло со мной вчера, но это не было нормальным, и я не хочу, чтобы это повторялось.
Мотуин резко и шумно выдохнул, стараясь собрать заметавшиеся вдруг чувства.
- Простите меня. Это не наглость и не невоспитанность, я бы никогда себе такого не позволил с вами, и вы это прекрасно знаете. Уже сколько лет я служу вам! - Давет развел руками, в отчаянии смотря на леди Руф. Уже тише он добавил: - Это все в принципе было, словно в пьяном бреду... только без алкоголя. Великий Белбог, какой же это ужас...
Но Марго уже не смотрела на него. Какое-то время она просто раздраженно перекладывала бумаги, поглядывая на Давета, а тот стоял рядом, как истукан, опустошенно глядя на единственного человека, который до сих пор его никогда никуда не выгонял. Сейчас, когда меморию разрывало смятение и страх, он поневоле вспоминал первые годы после своего нового... "пробуждения". Абсолютную серость, полную отвращения и ненависти со стороны сородичей. Он вспомнил бывшую жену, красивую женщину, которая поначалу относилась к нему с жалостью, а потом - с жестокой снисходительностью, как к ненужному, но вынужденному квартиранту. Еще Давет вспомнил сына... тот, пожалуй, был единственным, кто до последнего пытался вернуть чувства отца. Но Модо - тогда уже Модо - мог испытывать лишь вину перед юношей, который оказался ему чужим, который лишился настоящего родителя, а получил только пустое чудовище в его теле. Про свою "семью" Давет Марго так и не рассказал... более того, эта семья не перестала быть его семьей - мора просто ушел, не расторгнув семейного союза. Его просто вычеркнули. А сам Мотуин не был против.
- Может, оставите меня в покое?
Давет вздрогнул и снова взглянул на лицо Марго. Он уже выложил подарки и спрятал руки за спину, наблюдая за леди Руф. Конечно, если бы ей не понравилось и подношение показалось бы глупым - стало бы еще хуже... Но мора увидел в лице девушки удивление и удовольствие, а потому сам скромно улыбнулся. Сейчас Давет чувствовал себя правильно. Он понемногу успокоился, и на душе даже стало тепло.
- Простите. Я действительно не хотел всего этого... А подарки... ну, знаете, вы мне хорошо платите, а мне все равно больше не на кого тратить свет, - Модо потер шею ладонью. Он испытывал какое-то стеснение, но это чувство было новым для него, а потому мужчина не придал этому значения. - Мне самому надо совсем немного. Так что... считайте это благодарностью за то, что вы для меня делаете. И пусть это будет своеобразным знаком нашей дружбы.
Произнести эти слова вот так оказалось на удивление тяжело. Давет говорил почти шепотом, медленно проговаривая слоги. Но в конце концов ему стало вдруг удивительно легко. Как будто он сделал что-то очень правильное. Только в этот момент, когда Марго огласила свой "приговор", мемории очень захотелось обнять девушку и... и... и.
- Спасибо, - сдержанно произнес Мотуин. Он снова не понимал сам себя. Возникало ощущение, что его эмоции вдруг преумножились и вышли из-под контроля, решив после длительного анабиоза творить все, что вздумается. Больших моральных усилий Давету стоило успокоить их, хотя на его лице за это время почти ни один мускул не дрогнул (только глаза глядели тоскливо и ошалело одновременно). Он только протянул Марго ладонь, желая пожать руку в знак примирения. И, кажется, просто снова почувствовать прикосновения девушки...

- Я тоже не хочу, чтобы это повторялось. Просто больше у нас не будет столь близких контактов, чтобы я могла выводить Вас из себя. Нежный Вы наш.
- Марго, да не в вас же дело! - после того, как Марго едва не пошла на мировую, подобные слова резали словно серпом по яйцам. Давет почувствовал себя униженным. Он так старался объяснить, что это только он виноват, что это какое-то минутное помутнение, всплеск жестокости, но леди Руф отказывалась его слышать! Это повергало в отчаяние. И о каких близких контактах говорила девушка... Мотуину осталось только устало потереть рукой лицо. Даже он подумал, что эта фраза звучала так, словно они с Марго имели какие-то особо тесные отношения. Больше, чем дружеские.
И в идею с подарками Давет тоже почти перестал верить. Радость Марго окончательно потухла после того, как он признался, в сущности, в том, что леди Руф - единственный близкий человек в его жизни. По крайней мере, она та, что приняла его, та, что заботилась и была добра... На задворках сознания Мотуина мелькнула мысль, что он просто совсем не понимает, как правильно выразить чувства, и слова оказываются неуклюжими и сухими. Иначе истолковать реакцию Марго было трудно. Давет путался, даже слыша ее эмоции в своей душе.
- Если не на кого тратить, давайте потратим на работодателя. Вы это хотели сказать?
- Я хотел сказать то, что сказал. Это в знак нашей дружбы. Вы мой единственный друг... - второй раз произносить эти слова стало мучительно. У Давета возникало впечатление, что Марго просто не получает этому достаточного подтверждения. Или ждет чего-то иного. Мотуин даже надолго всмотрелся в лицо сияния и раскрылся для ее эмоций так широко, как мог, но только упал в омут чуждых его пониманию девичьих чувств. Словно Советница была разочарована, огорчена и предана одновременно. И в то же время - полна надежды и какой-то слепой радости, сейчас ушедшей далеко на задний план... У садовника поневоле защемило в груди. Ему так хотелось как-нибудь утешить девушку и по-настоящему помириться, забрать ее обиду... Только Давет никак не мог понять, на кого теперь обижается Марго: на него, на себя или на весь мир.
И вот, внешне девушка закрылась. Но не внутренне. Внутри чувства никак не скроешь. Марго встала и, словно не желая больше обращать на меморию никакого внимания, отправилась ухаживать за цветком.
- Идите к себе, Модо. Вы устали и нужен отдых. Все это было нелепой случайностью и ненужным фарсом. Я рада, что мы решили все неурядицы.
Протянутая ранее в знак примирения рука мужчины не нашла ответного прикосновения и бессильно опустилась, кажется, даже скованная тупой болью. Давет никогда не стремился к тактильным контактам с другими людьми, и даже во время прогулки с Марго, как ему казалось сейчас, ощущал себя просто спокойно и нейтрально. Но сейчас ему было нужно это прикосновение. Как будто он напился чужих эмоций и спроецировал их на себя, а потому смог нуждаться. О какой радости могла идти речь? Марго лишь поставила плотный барьер.
- Марго... - со вздохом произнес Давет. Он приблизился к леди Руф сзади, чувствуя растущее напряжение в теле с каждым шагом. Словно между ним и Советницей сжималась невидимая пружина, готовая в любой момент оттолкнуть садовника назад. - Сейчас уже утро. Я пришел к вам утром, отдохнув. Мне не нужен отдых. И мы ничего не решили, потому что вы по-прежнему несчастны...
Давет сейчас проклинал себя и все вокруг за то, что не умеет сказать нужных слов. В нем кипели разнообразные чувства и мысли, но он не мог отделить одно от другого и передавал лишь то, все чем был рационально уверен на сто процентов. А такие ситуации, казалось, требовали лишних слов, которые в то же время были очень нужными...
- А я хочу, чтобы вы были счастливы, Марго, - осторожно попробовал Мотуин. Он плавал в собственных и чужих переживаниях, стараясь хоть что-нибудь сделать с этой холодной стеной отчуждения и не потерять леди Руф. - Или чтобы, по крайней мере, не были несчастны из-за меня... Поймите, я... - он замялся и отвел взгляд, сомневаясь, что стоит упоминать о своей способности считывать чужие эмоции, но все же решаясь, - знаю, что вы как будто чего-то ждете от меня, но я не понимаю, чего. Я вообще с трудом определяю большинство эмоций, за исключением самых простых и естественных... в том числе в себе. Знаете, то, что со мной случилось, уже причинило много боли другим людям... А перед семьей я даже не смог испытать чувства вины за то, что больше не являюсь тем человеком, которого они любили. Уже много лет прошло, но я все равно понимаю, что в той ситуации не могло получиться иначе. Я ушел от них с ненавистью за то, что меня заклеймили уродом... А с вами я, по крайней мере, начал что-то чувствовать. Что-то иное.
Давет поник. Марго к тому моменту уже поставила цветок в вазу и просто гладила лепестки, и мужчина осторожно протянул руку и перехватил ее запястье... Вдруг, неожиданно для себя. И мора развернул девушку к себе и раскрыл ее ладонь, задумчиво всматриваясь в линии на светлой коже. Словно по ним мог прочитать, что вообще стоит делать с женскими руками.
- Поймите, для того, кто был лишен собственных чувств, невыносимо трудно снова разобраться в чьих-либо еще. Во мне очень долго не было ничего, кроме злобы и страха. Поэтому... наверное, вы правы были, когда сказали, что я не лучше кошмаров, - Давет совсем посерел и на минуту чуть сильнее сжал руку Марго, - потому что я, как и они, мог выполнять какие-то дела и общаться с людьми, не чувствуя при этом ничего, кроме их собственных неясных мне переживаний. А вы дали мне доброту и красоту своего дома... Мне приятно здесь находиться. С вашим появлением у меня начали возникать осознанные желания. Мне действительно стало лучше, хотя и... сложнее...
Давет на какое-то время затих. Он задумался. И вдруг понял, что даже эта длинная речь, произнесенная в потемках чувств, была слишком откровенной. Мотуин испугался, что о нем подумают как о ком-то эгоистичном или жалком или, что хуже, просто убедятся в его полной несостоятельности общаться и поддерживать хоть какие-то отношения, помимо материальных. Он даже покраснел от стыда, закрыл ладонью лицо и отпрянул от Марго, хмурясь. Второй рукой он как бы обхватил себя за туловище, будто старался сдержать и загнать обратно все те мысли, воспоминания, страхи и радости, которые выпустил наружу. Давет чувствовал себя ужасно. Ничтожным, бесполезным, неспособным жить нормальной жизнью - это осознание, которое он всегда так легко обходил стороной, занимаясь повседневными делами в изоляции от общества, теперь душило. Да еще перед девушкой... Ее холодность теперь заставляла задуматься о том, что иных отношений у нее с Модо - из-за него - кроме служебных, и не может получиться.
- Боже, Марго, я же даже не имею представления, что испытывают другие во время объятий или поцелуев! Я понятия не имею, что такое любовь и дружба. Я вас называю другом лишь потому, что именно так толкую свои чувства, мне просто не с чем сравнивать... Но я точно знаю, что вы первая, кого мне не хотелось бы потерять. Для вас это все, наверное, иначе, но для меня наше общение - словно вообще первое в жизни. Вы теперь единственная живая ее часть... Как мне вам объяснить, что я не мог хотеть причинить вам боль, ведь я вам благодарен за все. И ваши чувства к отцу я уважаю, хотя и не понимаю их. И вы в своем праве почтить его память так, как считаете нужным...
Давет устало рухнул на стул, потирая брови и переносицу. Хотя слез и не было, кажется, он все же плакал - глаза и лоб болели, а все тело давила горькая слабость. Впервые ему в голову пришло, что, может, его собственный сын находился в таком же отчаянии, что и Марго сейчас... и, может, до сих пор страдает от того, что его отец погиб, пусть только душой, а не телом. Может, если бы оставалось больше времени, и обстоятельства сложились хоть немного иначе, и Давет пострадал не в года Прорыва, когда его народ был запуган рыщущими тут и там кошмарами, он смог бы прийти в себя и снова научиться быть со своей семьей. А что он мог сделать сейчас, спустя столько лет? Его жена нашла себе любовника еще тогда, когда Модо отбывал свои дни в деревне. И уйдя, он решил просто не напоминать о своем существовании и не бередить раны. Кто знает, может, на самом деле это было разумное, но не самое лучшее решение... Мужчина мог только надеяться, что с людьми из его прошлого, как он сам их называл, все хорошо в настоящем.
Но рассказывать Марго о своей семье, а тем более о сыне, Давет все равно не хотел. Он боялся показаться еще большим извергом девушке, для которой боль за собственную семью стала самой сильной в жизни. И хотя собственный ребенок мемории хотя бы имел представление о том, что случилось с его родителем, это никак не упрощало слишком сложную со всех сторон дилемму...